— Очень хотелось бы, чтобы все так и было, — в конце концов нашелся я. — А это не опасно — когда Дар входит?
Мне почему-то стало до слез жалко незнакомую и даже еще не живущую девушку, которой придется когда-то взвалить на себя груз ведовства.
— Опасно. И страшно, — грустно сказал Жужука. — Но если Апа-Шер так решит, то так и будет.
— А твоя мать про сон знает?
— Знает. Сказала, что я глупая и рву себе душу.
Жужука вздохнула и снова уставилась на чей-то щит, висящий на стенной решетке.
В таких случаях единственный способ вытащить женщину из печали — это поцеловать ее. И даже больше — насколько есть возможность. Слова ничего не сделают, а прикосновения могут убедить в том, что кто-то готов разделить ее проблемы. Правда, надо что-то сделать с откинутым пологом на входе, иначе мы рискуем оказаться основной темой для пересудов в лагере.
Я поднялся, хотел опустить войлок, служащий дверью, но откуда-то из-за угла выскочила Лагаиси и уставилась на меня, открыв рот, словно увидела привидение. Хотя сомневаюсь, что любая нежить произвела бы такой ошеломляющий эффект на девушку, которая сама появилась на свет в форме бестелесного существа.
— Ты жив? — нелогично спросила она.
«Ты видела ходячих мертвецов?» — хотел спросить я, но вдруг понял, что это как раз не удивило бы Лагаиси.
Труп, проявляющий непозволительную активность, — это как раз в окружающем меня мире вполне нормально.
Поэтому я улыбнулся и пожал плечами:
— Жив.
— Ой! Как здорово! А я думала, что твой дух совсем ушел! Когда он отправился в небо, я хотела пойти за ним, но там так страшно! Ты такой смелый — ты ходишь в страшное черное небо и не боишься!
Меня посмешили комплименты водяницы, а вот Жужука почему-то напряглась. Пока я любовался ошарашенной мордашкой Лагаиси, орчиха поднялась с кровати и встала у меня за плечом:
— И ничего удивительного! Мышкун-ага — великий шаман! Такой, каких еще не было! Ему не надо ни бубна, ни мелких духов, чтобы уйти на десятое небо!
Кажется, назревала сцена ревности. Не знаю, что не поделили между собой дамы, пока я пил с Арагорном, но Лагаиси определенно не понравилась Жужуке. Слишком они разные… Поэтому мне пришлось огорчить обеих:
— Даже великие шаманы не отправляются в путешествие на десятое небо, если у них есть дела на земле. Лагаиси, где Валис? Вожди оказали рыцарю достаточно почтения?
Женщины хором закивали:
— Белый рыцарь говорил с Гырбаш-князем из Белых Волков и Бобош-князем из Потороса, а еще с ним говорил Седой Лавтох из Парасана, Красный Пес Иохош и Мафаш-князь из Пятнистых… С ним говорил мудрый Мухтиэль-Свет и Убуш-ага из Ассетара… Они и сейчас говорят в шатре Гырбаш-князя, он тут главный стал после того, как убил на поединке чести Суфох-князя из Черногривых Волков…
Через пару минут я окончательно запутался в волках и псах, их мастях, в князьях и шаманах и топографических названиях. Но «Убуш из Ассетара» прозвучало как сигнал «Внимание!». Значит, оживший шаман, шагнув в одну из колдовских дверей, не в ту, что мы с Валисом и Лагаиси, тоже оказался в степи и каким-то образом умудрился найти свое племя. Мало того, его сородичи признали власть пращура настолько, что он теперь их представитель в воинском совете. Силен старик! И когда успел? Вроде бы мы тут меньше суток… Значит, можно надеяться на встречу с другими бывшими духами. И, что самое главное, с моим Маней. Зверь исчез во время перехода. Пытаясь понять, какая из арок зовет меня, я упустил его из внимания и сейчас не помнил, пошел ли он за мной или за кем-то другим. От этого непоседы можно ожидать чего угодно…
— Ладно, девушки, тоже хочу говорить с вождями. Покажите, где шатер Гырбаш-князя.
— Вон — самый высокий, — махнула рукой Жужука. — Иди — не ошибешься!
Я оглянулся.
Орки разбили лагерь неподалеку от облюбованного поклонниками Хаоса ущелья. Я хорошо помнил эти места — здесь мне довелось немало поползать на брюхе, выслеживая фанатиков. Выжженные солнцем холмы, дрожащая под ветром сухая трава, белесое небо и белые, вылизанные временем валуны. Камни разбросаны по ложбинам, словно порвалась нить, на которую Матушка-Земля нанизала дешевые агатовые бусины, и они рассыпались, раскатились, спрятались по ямкам и промоинам… А еще валуны походили на черепа каких-то доисторических гигантов…
Месяц назад эти места навевали мысли о бесконечности мира и о малости любых разумных, ползающих по ладони Матушки-Земли. Но воинский лагерь оживил пустыню. Орки рождались и умирали под равнодушным к их желаниям небом, с которого пристально смотрел огненный глаз Того, Кто Носит Золотой Щит. Орки не ждали милости и любви, они не надеялись на сочувствие и сопереживание со стороны сильных. Они жили не благодаря, а вопреки тому, что сотворили маги с этой землей. И неплохо в общем-то жили! Упорно плодились, чтобы собрать, если понадобится, такое войско, которое вряд ли найдется у многих правителей.
Шатры и палатки были везде, куда ни глянь. И на этой стороне расщелины, и по-над противоположным откосом в молчаливое небо поднимались дымы от костров. Кричали овцы, которым пришло время стать обедом, рычали и хрипло лаяли ездовые звери, где-то раздавались взрывы хохота, кто-то вдалеке визжал — тонко, на одной ноте… Пахло дымом и навозом, кровью и потом и еще чем-то острым и кислым, вроде тех приправ, что кладет старая Апа-Шер в котел, когда готовит мясо с кореньями…
И вдруг меня отпустило. Я ощутил непоколебимую правильность этого мира. Я был дома — по-другому это никак не назвать. Наверное, у большинства моих современников-землян, по крайней мере, у тех из них, кто причисляет себя к цивилизованным людям, орочий лагерь вызвал бы приступ ужаса и отвращения. Но мне тут было хорошо.